ОХОТА С КАМЕРОЙ
Я, когда делается плохо, начинаю заниматься фотографией.
Охота с камерой
Фотографией Пришвин увлекся в 1906 году во время своего первого этнографического путешествия на Север, когда у него в руках оказался фотоаппарат учителя из деревни Паданы Олонецкого края, такого же страстного охотника и путешественника как он сам – дальше они пошли вместе.
Он привез в Петербург путевой дневник – оказалось, книгу «В краю непуганых птиц», проиллюстрированную рисунками с фотографий, сделанных во время поездки. В 1924 году ему удается купить фотоаппарат. Пришвин осваивает его, и с этих пор фотография – феномен культуры ХХ века – постоянно сопутствует его художественному творчеству: «Искусство это? Не знаю, мне бы лишь было похоже на факт». Фотография соответствовала тому, что присуще Пришвину-художнику: вниманию к личности, к жизни в подробностях, фактах, деталях, она удовлетворяла его стремлению не только отразить свое время документально, но и создать зрительный образ времени. Кроме того, это захватило его, фотосъемка оказалась способом художественного освоения реальности: «К моему несовершенному словесному искусству я прибавлю фотографическое изобретательство». Снимки Пришвина разнообразны – пожалуй, нельзя определить его фирменный стиль, как бывает у фотографа-профессионала: репортажная съемка – когда били колокола, индустриальный пейзаж – Уралмаш, галерея портретов известных, неизвестных и даже маргинальных личностей, эксперименты с тенью и светом, ракурсами, крупным планом, высокой точкой съемки, перспективой. У него нет постановочных снимков, он выхватывает из жизненного потока кадр за кадром – фотография оказывается в одном ряду с записной книжкой и дневником.
С фотоаппаратом Leica
Репортаж
В течение 1930-х Пришвин совершает несколько поездок по стране.
Уралмаш, Дальний Восток, Беломорско-Балтийский канал, Соловки,
Пинега, Кабардино-Балкария.
Уралмаш, Дальний Восток, Беломорско-Балтийский канал, Соловки,
Пинега, Кабардино-Балкария.
Соловки. Вид с Сельдяного мыса на Кремль после пожара в июне 1932.
Кабардино-Балкария. Первомайский праздник. 1936.
Шлюз Беломорско-Балтийского канала. 1933.
Пинега. Молевой сплав на Пинеге. 1935
Корейская девочка. Дальний Восток. 1931.
Когда били колокола. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Загорск (Сергиев Посад) 1930.
Уралмашстрой. Свердловск. 1931.
В первые дни после возвращения всегда занимается фотоработой: проявляет пленки, иногда что-то печатает. Репортажная съемка полностью удовлетворяла тому, что свойственно художественному сознанию писателя: внимание к реальности, любовь к деталям, подробностям жизни, к личности. Пришвин не ищет уникальных ситуаций, он фиксирует обыденное, щелчком затвора переносит событие на пленку и отправляет его в будущее: «Ценность фотографии заключается в точной передаче образа мира, вследствие чего у нас получается убеждение в его существовании как бы совсем независимо от нашего восприятия. Я хочу воспользоваться этой особенностью фотоаппарата и доказывать светописью мои видения реального мира». В каждом случае получается мастерский фоторепортаж – авторский рассказ о происходящем: в нем есть начало и развитие событий, кульминация, финал, герои, реакция окружающих и действующие персонажи. Фотографический ряд создает визуальный образ мира, который поддается описанию, осмыслению, взаимодействию с записями Дневника.
“
Конечно, настоящий фотограф снял бы все лучше меня, но настоящему специалисту в голову никогда не придет смотреть на то, что я снимаю: он это никогда не увидит.
Живи, любимый человек
В фотоархиве Пришвина много портретов. В большинстве это люди, которых он встречает во время путешествий. Они сняты по-разному: крупным планом, в рост, в повседневной обстановке, занятые своим делом, часто групповые. Все портреты выразительные, эмоциональные, фотографу эти люди явно интересны.
У Пришвина нет героев – но на его снимках, как в череде его произведений и со страниц Дневника встает многоликий коллективный портрет его современника. Этот человек – не борец, но он выдерживает ежедневно совершающуюся трагедию, не теряя достоинства, оставаясь личностью. У Пришвина нет ни одного не мыслящего, не рассуждающего, не несущего в этот мир в своей душе какую-то идею персонажа, ни одного бессмысленно подчинившегося жизненным обстоятельствам, ни одного разрушителя жизни. Зато есть дети, охотники, чудаки, философствующие народные правдоискатели. Писатель и фотограф Пришвин возвращает попранное властью достоинство каждому персонажу – и через него каждому читателю и зрителю: «Возможно ли найти ключ к замку от таинственной двери, за которой каждый хочет делать сам, что надо для всех?». На портретах работы Пришвина человек, несущий в себе целый мир. Это невидимый мир, в котором Пришвин создает свой Дневник, в котором люди продолжают мыслить и страдать, чувствовать, любить и надеяться, продолжают честно и хорошо делать свое дело.
“
Большие люди сами расписываются на страницах истории, но скромный человек, такой хороший — и вот нет никому до него дела. А вот не дам я тебе от нас исчезнуть.
Певец природы
Съемка живой природы занимает особое место в фотоархиве Пришвина. Природу – пейзажи с лесом, полем, дорогой, горой, ручьем, озером или рекой, цветы и деревья, птиц и собак, пятнистых оленей и лошадей, зимние снежные фигуры в лесу – все это он снимает постоянно.
Ландшафтная съемка. Пришвин фотографирукет во время поездок в Кабарду, на Дальний Восток, Пинегу, во время охот, в окрестностях Переславля-Залесского, Загорска, Дунина. Он экспериментирует: игра света и тени зимой и «весной света», крупный план (почки, капли, паутинки), высокая точка съемки (узоры еловых иголок на снегу), ракурсы, перспектива, отражения в воде. Его снимки приближают скрытый от глаза мир природы: «Cмотpeл и дивился формам сосен и елок, засыпанныx снегом. Сколько я посвятил вpeмени их фотогpафировaнию из-зa того, чтобы установить факт, что вот так бывает. Я будто фотогpафировaл чудеса. Чудо же состоит в самоpoдном явлении формы». Он снимает, и кажется, ты и сам мог увидеть это лесное озерцо с опрокинутым отражением неба и леса; благодаря фотографу обращаешь внимание на известное, примелькавшееся, которое отделяется от хаоса природы, становится событием, и мы чувствуем, будто сами обратили на это внимание, узнали и осмыслили.
“
В начале кажется, что всё можно снять,
и юный фотограф щелкает затвором.
Потом оказывается, что снимать очень трудно,
ходишь, ходишь, и кажется, что фотокамера очень скудный инструмент.
и юный фотограф щелкает затвором.
Потом оказывается, что снимать очень трудно,
ходишь, ходишь, и кажется, что фотокамера очень скудный инструмент.
